В самом наименовании «Гусь-Железный» уже чувствуется что-то суровое, хотя оно произошло от естественной причины: местные почвы богаты железной рудой и здесь в XVIII веке возникло чугунно-литейное производство. Инициатором явился «возникший из ничтожества» тульский делец, позднее дворянин Андрей Баташов, у которого работало до тысячи крепостных. Это он, Андрей Баташов, своими жестокостями и придал Гусь-Железному не только зловещий оттенок, но и широкую известность, что отразилось в романе П.И.Мельникова-Печерского «На горах». Вообще же здесь на память приходит купринский «Молох», возникший, может быть, не без влияния легенд о Баташове. Ведь А.И.Куприн некоторое время жил и работал в здешнем лесничестве, где им написаны рассказы «Болото», «Мелюзга» и другие. Здесь же он пишет свою знаменитую «Олесю».
        Так или иначе, но через те места, в которых мы очутились, как бы пролегает невидимая, но весьма ощутимая грань: там, в Солотче, — хлеборобная древняя Русь, Есенин, Паустовский; здесь, в Гусь-Железном, — фабрично-заводская Россия, Куприн, «Молох».
        Считается, что памятниками баташовских времен в Гусь-Железном являются большой барский дом, громадная белокаменная плотина и столь же громадная белокаменная Троицкая церковь. Эти данные нуждаются в проверке. Баташовской постройкой можно считать плотину. Она служила запрудой реки Гусь и сдерживала большой напор воды. Еще лет пятнадцать тому назад ее можно было видеть хотя и не в первозданном величии, но, во всяком случае, с монументальными обелисками, придававшими ей далеко не производственный вид. Теперь это замечательное, даже уникальное для Рязанщины произведение архитектурного и инженерного искусства конца XVIII века служит мостом для проходящего по нему шоссе...
        Усадебный дом относится к концу XVIII — началу XIX века. Этот длинный-длинный «сундук» с более чем скромным портиком как бы олицетворяет баташовскую деловитость. С домом, точнее, с его протяженностью, связана легенда о том, что концы его выходили в разные губернии — Рязанскую и Владимирскую — и это позволяло жестокому заводчику быть недосягаемым для административных властей. К дому примыкал большой сад, обнесенный высокой (5—7 м.) стеной и разделенный на три части. Одна из них носила многоговорящее страшное название «сад ужасов» ... До настоящего времени, еще сохранились остатки этого мрачного сооружения.
        Легенда приписывает Баташову и постройку Троицкой церкви — гигантского белокаменного двухсветного храма с купольным восьмериком и колокольней. Легенда на поверку оказалась не совсем точной. При Баташове храм был заложен (в 1802 г.), но до смерти заказчика (в 1825 г.) доведен только до купола, а трапезная и колокольня — до карниза. Правда, в храме уже совершалось богослужение, однако окончен он был в 1847—1868 годах. Так или иначе, но по основной части здания вполне можно составить представление о том, какими архитектурными идеалами вдохновлялись и заказчик и автор проекта. Они лежали в области средневековой замковой архитектуры. Троицкая церковь производит именно такое впечатление. Она колоссальна, как будто перед нами не сельский храм, а городской собор. Как уже сказано, церковь сложена не из кирпича, а из белого камня и, что самое интересное, она сочетает в себе черты барокко, классицизма и псевдоготики. От барокко идет ее сложный облик с полукруглыми выступами, скошенными гранями, нишами, что напоминает композицию Воскресенской церкви в Почепе Черниговской области, строенную Деламотом (1765—1771); от классики — спокойное завершение, ясный по форме купол; от псевдоготики — стрельчатые проемы, фронтоны — «закомары» граней восьмерика, сдвоенные колонки (вспомним рязанский собор), фиалы. Во второй половине XVIII века любили такие романтические образы. Но в Троицкой церкви все это носит характер некой модернизации. По-видимому, венчающие части постройки (шпиль колокольни, шпиль и фиалы восьмерика) пострадали и были заменены маловыразительными главками. Предлагаемая графическая реконструкция (С.В.Чугунов) сразу возвращает памятнику его истинный образ.
        Высказывается мнение, что храм строил касимовский архитектор И.С.Гагин, но его нельзя принять безоговорочно. Гагин работал в начале XIX века и был убежденным «ампирником». Можно допустить, что Гагин вел постройку, но, конечно, не по своему проекту. Не был ли причастен к нему В.И.Баженов? Он работал для Баташова в Москве. Почему бы ему не составить проект и для баташовского храма в Гусь-Железном? Решение восьмерика Троицкой церкви, грани которого завершаются стрельчатыми фронтонами, врезающимися в купол, напоминает аналогичный прием, примененный М.Ф.Казаковым в Петровском дворце. Но, вообще говоря, аналогию баташовскому храму указать невозможно. Своим «средневековым духом» эта постройка как бы возрождает то увлечение псевдоготикой, которое имело место и «при дворе» и в кругах разных именитых вотчинников в конце XVIII века. Оно захватило рязанских помещиков и предприни­мателей, даже стало для них своего рода признаком просвещенности, и нас еще ожидают впереди встречи с этим любопытным явлением. [2]